В своем первом интервью после отравления Алексей Навальный заявил журналу Der Spiegel, что за покушением на его жизнь стоит лично Владимир Путин и что российская власть не намерена сворачивать этот метод борьбы с противниками.
В ответ на это заявление 1 октября пресс-секретарь президента Дмитрий Песков ответил неожиданно резко и развернуто: «Ряд этих высказываний в упомянутой публикации мы считаем абсолютно оскорбительными и также неприемлемыми».
Песков также подтвердил слова спикера Госдумы Вячеслава Володина о том, что Навальный «работает со спецслужбами и органами власти западных стран», и даже уточнил: «С ним в эти дни работают специалисты Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки», а содержание ответов «Шпигелю» и вообще всей публичной деятельности Навального этими специалистами и продиктовано.
Резкая атака Пескова на Навального аж по двум направлениям – агент ЦРУ, говорящий чужой текст, и хам, оскорбляющий президента, – продолжение попыток его маргинализации в совершенно новых условиях.
Как было раньше? «Кто он? Да никто, мелкий мошенник, воровавший лес, интернет-баламут, который шантажирует бизнесменов и чиновников». Именно эту картину по инерции Путин пытался принести Макрону и не был с ней принят. Нужна другая.
Отсутствие у Навального долгих тюремных приговоров вполне вписывалось в эту политику маргинализации. Вот Ходорковский был серьезный враг, за ним была сила, депутаты, деньги, его и посадили по-серьезному. А из этого «не надо делать героя». Часть этой стратегии – непоименование (даже сейчас он чаще «берлинский пациент», хотя имя уже начало звучать из уст высоких спикеров) и недовольство, когда кто-то из важных шел с ним на открытый, особенно в личном присутствии разговор.
Однако в результате последних событий из Алексея Навального получился больше, чем герой. Навальный – единственный политик, который умирал, был убит и воскрес. Тут появляется библейский Лазарь, а то и вовсе что-то мессианское, адресованное самым глубоким, мифическим и сказочным, а если угодно, и религиозным слоям сознания.
Отравление на время поставило Навального на особое место, как минимум временно вне критики в российской интеллектуальной среде, с которой он до этого часто ссорился.
И разумеется, попытка заставить оппонента замолчать ценой его жизни повышает вес этого оппонента в любой среде. Мелкий мошенник, которого в больнице с апельсинами навещает канцлер Германии, уже не такой мелкий.
Старыми способами теперь труднее вынести Навального за и без того узко расставленные скобки российского политического пространства. Путин упорно не хочет поставить его на почетное место врага. Он все время хочет отправить его туда, где предатели, то есть люди, нарушившие некоторый договор с родиной, взаимные обязательства, которых Навальный вроде бы на себя не брал.
Главное отличие Навального от Новодворской, которое не дает пустить его на место врага, – вероятнее всего, в его практичности и гибкости. Новодворская говорила про Путина и Россию ужасные, иногда незаслуженно ужасные вещи, но это были идейные, абстрактные обличения, к тому же с ультралиберальных позиций, которые не оставляли никакого шанса для консолидации большинства и прорыва во власть. Такой была, может быть, в несколько более мягкой форме, большая часть либеральных критиков Путина, которых долгое время называли оппозицией.
Навальный всегда был недостаточно либерал и совсем не догматик, то есть человек с заведомо неопределенно широкой базой, которую могло увеличить в разы любое благоприятное для него стечение обстоятельств. Например, сейчас после отравления заметно выросли его и положительный, и отрицательный рейтинги, а вместе с обоими подскочила узнаваемость. Кроме того, в отличие от многих старых оппозиционеров Навальный борется не за право критиковать Путина, не за свободу слова и собраний, а именно за власть.
Именно против этой выросшей узнаваемости и непреднамеренной мифологизации своего главного антигероя направлена гипотеза об агенте ЦРУ, который обвиняет лично Путина с чужих слов в иностранных интересах. Настоящий политик, даже враг работает независимо. В отличие от него агент, повторяющий, что скажут в иностранной спецслужбе, по определению предатель. Так одним махом происходит перевод вражды в предательство и уменьшение масштаба критикуемого персонажа.
В обвинениях в «оскорблении президента» есть одновременно тот же перевод в предатели и уменьшение масштаба. Оскорблял – это мелкое хамство, крупные игроки до такого не опускаются. А предательство состоит в том, что он не сделал и полшага навстречу в ответ на шаги, сделанные в его пользу властью. В конце концов, Путин выпустил его в Германию и, следовательно, тоже соучаствовал в спасении.
В ответ на это можно было хотя бы расширить круг подозреваемых: в конце концов, многие независимые, даже зарубежные аналитики так делают, Путин у них – одна из версий. А у Навального сразу единственная, в тот самый момент, когда он говорит как власть имеющий, когда его все слушают, слышат и верят. Когда у него в руке печать. Этот полный отказ от совместной игры даже в ответ на попытку исправить собственную – или кого-то очень близкого – оплошность тоже может рассматриваться как предательство, почти личное в понятиях находящегося у власти круга лиц.
В выговоре Навальному слышен и элемент угрозы, видна попытка провести красную черту и развесить флажки: в конце концов, и для сотрудничества со спецслужбами, и для оскорбления президента есть подходящие статьи российских кодексов.
История с ЦРУ, кстати, вновь звучит оскорбительно для Меркель. Получается, что в лучшей больнице Берлина, под личной опекой главы немецкого правительства вокруг сложного больного крутятся какие-то американские агенты, а немецкие врачи и журналисты закрывают на это глаза. И даже если все инструкции приходят пациенту по имейлу, все равно она навещала некрупного иностранного шпиона. Но на Меркель как на главном модераторе отношений России с Европой, видимо, ставят крест.
Эта статья была впервые опубликована на сайте Московского Центра Карнеги
