Война Путина на Украине — это ужасающее империалистическое вторжение. Он изменил картину истории России, Украины и Европы так, что мы будем пытаться осмыслить случившееся десятилетиями.
Для большинства из нас, изучавших историю, Россия — агрессивная империя. Пережив своих соседей, появившихся и потерпевших крах в двух мировых войнах, Россия то демонстрировала, то скрывала свои империалистические намерения. Но эти намерения пережили все революции и реформы. Россия сейчас пытается разжечь новую мировую войну, и чем дальше зайдет эта война, тем страшнее будет ее окончание.
Война против Украины бессмысленна — она не может принести России ни политических, ни экономических результатов.
Единственная рациональная основа этой войны — классический русский империализм, смешанный со специфически постсоветским реваншизмом.
Но и третья часть в этой смеси: фетишизм. Потери — огромные и предсказуемые — не имеют значения; важен фетиш — украинская территория, единственная ценность которой состоит в том, что она когда-то была «нашей» и должна быть возвращена. Это якобы принесло бы славу или какую-либо другую форму удовлетворения российскому президенту, его элитам и народу.
Никто не понимает и не разделяет желания фетишиста. Почему пресловутые туфли на высоких каблуках приносят ему удовольствие? Неважно, что его жертва, обладательница каблуков, этого не понимает; фетишист все равно будет искать удовлетворения. Пока империализм — понятная (хотя и обреченная) идеология, а реваншизм укоренен в истории (хотя обычно приносил бедствия) — фетишизм не понятен.
Крым, Донбасс — это те самые высокие каблуки. Но у всех остальных, даже у соотечественников фетишиста, другие предпочтения, они не понимают, зачем нужны каблуки. Почему они не свергают фетишиста? Они свергнут. Но чтобы избавиться от него и его приспешников, потребуется время.
В национальных катастрофах такого масштаба всегда есть это иррациональное, непостижимое ядро. Немецкие историки Холокоста называют его «цивилизационным разрывом». Да, многие немцы 19 века были антисемитами, а многие русские 20 века были империалистами. Но вы обманываете себя, если понимаете Холокост или нынешнее вторжение в Украину исключительно в этих терминах. Да, империализм и реваншизм — источники обеих катастроф; но без фетишизма они не дают полной картины.
Поэты и скульпторы пишут оды или воздвигают памятники фетишу. Это не удивительно — императоры-фетишисты хорошо им платят. Труднее быть ученым при фетишизме, но и они нередко преуспевают: поскольку фетишистская часть непонятна, ученые одобрительно пишут об империалистической и реваншистской частях истории. Но некоторые видят, что концы с концами не сходятся, — и пишут об этом.
Все это делает империалистическую культуру очень сложной мозаикой, которая быстро меняется. Легко доказать, что Пушкин был империалистом, или Вагнер был антисемитом, но это не объясняет ни их искусства, ни этой войны, ни Холокоста.
В отличие от военного командования, национальная культура — это множество голосов со всеми их противоречиями. Даже один и тот же голос, например пушкинский, постоянно сам себе противоречил.
Об этих противоречиях написаны десятки книг и сотни диссертаций. Но все они не имеют отношения к пониманию нынешней войны.
К сожалению, это и есть мой аргумент. Пытаясь объяснить необъяснимое, критики теперь пишут о русской имперской культуре как о корне нынешней войны. Разделяли ли и формировали ли русские поэты колониалистское, агрессивное, военное мировоззрение? И могло ли чтение этих стихов молодежью привести к тотальной войне на Украине?
На первый вопрос отвечу — да, на второй — нет. Поэты-романтики написали империалистическую классику, воспевающую славу русских войск: «Медный всадник» или «Полтава» Пушкина, «Бородино» Лермонтова. Причем эти поэты были имперскими чиновниками: Пушкин служил младшим писарем в русских имперских администрациях в Одессе и Кишиневе; Лермонтов служил младшим офицером в жестокой войне на Кавказе, где командовал казачьим полком и проливал кровь чеченцев.
Но в то же время имперское правительство сослало их обоих на службу в эти русские колонии, потому что они принимали участие в протестах в столице. Оба писали антиимперские стихи и прозу, страстные, а иногда и бурные, в которых резко критиковались русская монархия и ее военные достижения. Например, Пушкин писал в 1817 году, что мечтал задушить последнего царя кишками последнего православного священника. Лермонтов писал в 1841 году, что Россия — страна господ и рабов, но он хотел спрятаться от шпионов и жандармов Петербурга на воюющем Кавказе.
В длинной романтической поэме «Кавказский пленник» Пушкин изображает русского офицера, захваченного в плен черкесами, племенем, боровшимся против русской колонизации. Офицера держат в яме, но молодая женщина разрезает его цепи и отпускает. Когда они достигают пограничной реки, он переплывает ее, чтобы добраться до своих войск; она ныряет, чтобы убить себя. Пушкин сделал так, чтобы мы, читатели, поняли, что русский офицер видел, как она тонет, и не помог. Она спасла его, он отказался спасти ее. Стихотворение явно прославляет не имперского мужчину, а колонизированную женщину.
Или перечитайте стихотворение Лермонтова «Мцыри» — это монолог юноши из кавказского племени, попавшего в плен к русским; они крестили его и обратили в монахи. Но он умирает от тоски по родному народу, и свою любовь к родине он описывает в мельчайших подробностях.
Или прочтите малоизвестный «Кавказец» Лермонтова, сатирический очерк, написанный простой прозой и рассказывающий историю колонизатора. Типичный русский офицер, воюющий на Кавказе, превращается в знатока всего кавказского. С каждым годом службы офицер становится все более «ориентализированным». Главный агент империалистического правления, русский офицер на Кавказе превращается в антрополога-дилетанта, испытывающего искушение стать туземцем. Лермонтов издевается над русскими колонизаторами за их странную способность преклоняться перед той самой культурой, которую они истребляли: извращенное желание, близкое к тому, что я называю фетишизмом.
Не русская поэзия сформировала диктатора, его чиновников и его солдат. Бьюсь об заклад, они смотрели те же голливудские фильмы, что и весь мир.
Это их собственная жадность, высокомерие и трусость. К сожалению, те, кто совершает геноцид, обычно мало чем отличаются от тех, кто от него умирает. Именно акты пыток и убийств, неминуемая месть — порочный круг насилия — превращает народы в заклятых врагов.
Можно отменить государство, которое становится империалистическим и склонным к геноциду, и деконструировать его культуру. Но мы не солдаты, а ученые и критики. Крайне важно, чтобы мы, в отличие от солдат, продолжали говорить и спорить даже во время войны.
