За это время наступающие войска сумели захватить без малого 1,5 тыс. кв. км и занять около 100 населённых пунктов, а в последние дни даже замкнули «котёл», в который попало около 3 тыс. российских солдат.
Все эти четыре недели в Москве изгалялись во вранье относительно остановки наступления; начала «выдавливания» украинских сил; тяжёлых потерь, которые несёт враг — но ничего из сказанного не реализовалось на практике. Даже западные аналитики ошиблись, недооценили значение украинского прорыва, полагая, что он явился лишь тактической акцией, нацеленной на снижение российского давления в Донбассе и на формирование более выгодных переговорных позиций для Киева.
Сегодня можно сказать, что смена украинской тактики и перенос войны на российскую территорию выглядит совершенно — а то и единственно — правильным решением генерала Александра Сырского. Он конструирует новую реальность, отличающуюся от прежней как минимум пятью параметрами.
Первый параметр
Стало понятно, что Владимир Путин не способен управлять ситуацией и добиваться поставленных целей — даже на сугубо российской территории. Несмотря на всю трескотню официальной пропаганды, россияне не считают Херсонскую «область» частью своей страны — хотя бы потому, что потеря её столицы не взволновала ровным счётом никого, в отличие от утраты нескольких районов Курской. Война же в России, которую Кремль не может остановить, означает намного большее, чем атаки дронов или ракетные удары по пограничным территориям.
Специалист по безопасности допустил вторжение врага в свою страну и не может выбить его!
Неудивительно, что тефлоновый (и мало что значащий в условиях диктатуры) рейтинг Путина довольно сильно снизился на фоне последних событий. При этом важно даже не то, что импотенцию власти видит народ — куда важнее, что неспособность президента «решить вопрос» (в том числе выражающуюся в истерической публичности, перемежающейся с желанием «исчезнуть») наблюдает его близкое окружение.
Невозможность защитить Россию — это нечто совсем иное, чем неспособность завоевать Украину, и это видят все.
Второй параметр
Новая ситуация вынуждает Путина ответить на самые важные вопросы ближайшего времени — выбрать на развилке между очередным ростом военных расходов и принудительной мобилизацией. Проблема чрезвычайно остра, так как к середине 2024 г. российская экономика начала сбавлять темпы роста, адаптировавшись к военным реалиям, но столкнувшись с ограничениями и в бюджетном финансировании, и в кадровом обеспечении, и в обслуживании экспортно-импортных операций. Я далёк от мнения о начале кризиса, но вряд ли можно сомневаться, что очередное выделение из бюджета 3-4 трлн рублей, мобилизация 400-500 тыс. человек или бросание на фронт призывных подразделений пройдёт для общества безболезненно. Такие решения может принять только Путин, и ему придётся в ближайшее время действовать под давлением, чего он очень не любит.
Иначе говоря, вся российская «вертикаль» испытывает сейчас перенапряжение — вероятно, самое значительное с августа 2022 г. Пока решения не будут приняты, рассуждать о перспективах невозможно.
Третий параметр
Как бы старательно ни избегала кремлёвская пропаганда разговоров о вторжении, они неизбежны. В России появилось почти 150 тыс. внутренних переселенцев — эвакуация от войны идёт впервые с 1941 г. Ожидать, что это не станет проблемой, невозможно: во всех постсоветских странах, начиная от Азербайджана и Грузии первой половины 1990-х, фактор беженцев становился важнейшим обстоятельством, влиявшим на устойчивость власти.
И нужно отдавать себе отчет в том, что даже там, где граница (пока) не нарушена, жизнь изменилась: в приграничных территориях не работают в нормальном режиме школы; в райцентрах и даже областных столицах падают цены на жильё и промышленные активы; попытки привлечения работников в опасные районы натыкаются на запредельные требования. И это только начало: экономические последствия будут нарастать: приграничные области имеют критическое значение для российского аграрного комплекса, энергетики и транспорта — а уже прошли сообщения о параличе движения по близлежащим железным дорогам). И хотя пресловутые 10-15 тыс. рублей, выплачиваемых потерявшим имущество курянам, российскую казну не разорят, последствия для экономики окажутся значительными.
Четвертый параметр
Складывается впечатление, что украинские стратеги решили не останавливаться на Курской области. В последние дни активизировались удары по объектам в глубине территории Российской Федерации — вплоть до Мурманской и Кировской областей. Эти удары не просто наносят серьёзный ущерб (на горевших 12 дней ростовских нефтехранилищах может быть уничтожено топлива чуть ли не на 200 млн долларов) — они воспринимаются теперь как часть ведущейся на территории России войны, а не «отдельные инциденты». И мы видим, что Кремль не способен ответить чем-то качественно новым на украинское наступление, а это приведёт к падению «красных линий» и с западной стороны (Нидерланды уже разрешили Киеву применять F-16 над российской территорией, и запреты на ATAMCS или Storm Shadow также не вечны).
Поэтому я бы предположил, что ракетные удары (вероятно, и успешные) по Москве и Петербургу — дело ближайших 3-4 месяцев, и в этом случае проблем у Кремля станет в разы больше, чем сегодня. Особенно важным выгляди тот факт, что ужас от прихода войны на территорию России пока не конвертируется в желание граждан вставать на защиту Отечества: их успешно отучили проявлять инициативу и полагаться на решения властей — теперь Путин пожинает плоды собственных достижений. (А рост желающих пойти на фронт в Москве — скорее следствие очень высокого «вступительного взноса», который получает доброволец: свыше 2 млн рублей! — а вовсе не патриотизма.)
Пятый параметр
Рискну предположить, что российское наступление в Донбассе все же захлебнется в ближайшие месяцы — Кремлю потребуются боепособные части для обороны собственной территории. От Часов Яра до Киева 730 км, а от Курчатова до Москвы — 560, и как я уже говорил, два с половиной года ерзания в Донецкой и Луганской областях сделали россиян безразличными к успехам на этих направлениях, тогда как неудачи в Курске резонируют куда сильнее. Переговоров украинский прорыв не приблизит. Когда в Москве говорят, что к дипломатии они не готовы, я склонен верить: в присутствии противника на своей территории Путин вести переговоры не будет.
Война плавно переходит в 2025 г., но уже в гораздо более тяжелых для России условиях.
Самым важным элементом этой новой реальности я бы всё же назвал то, что Запад получил возможность убедиться: военная поддержка Украины намного более эффективна, чем экономическая война с Россией. Санкции за последние пару лет не принесли и доли того результата, который имело курское наступление. Нужны дополнительные решения в этом направлении — в том числе, например, выработка механизма передачи Украине замороженных средств российского Центрального банка, что позволило бы покупать у любых продавцов оружие без ограничивающих условий.
Вполне разумным кажется и наступление украинской армии на Беларусь — такого же слабого и неустойчивого союзника России, какими были Румыния или Италия для Третьего рейха (а выведение её из войны со сменой режима стало бы чрезвычайно важным примером для будущего развития событий в России). В общем, за последний месяц стало понятно, что «невозможное возможно» — и значение этого обстоятельства сейчас трудно переоценить.
