Отдел был создан 23 года назад — в октябре 2001-го. А коллекцию начал собирать еще в конце 1980-х Андрей Ерофеев, будущий первый глава отдела. Собирал сначала как собственную, потом как собрание современного искусства музея-заповедника «Царицыно».
Вместе с Ерофеевым ее собирали Наталия Тамручи, Владимир Левашов, Сергей Епихин, Евгения Кикодзе. Впоследствии собранные ими 2500 работ влились в собрание ГТГ — казалось, навсегда. Но так здесь не бывает. После февраля 2022 года тренд стал очевиден: выставки, подготовленные отделом, подвергались цензуре, кастрировались и запрещались. В июле руководство ГТГ вынудило уйти со своего поста Ирину Горлову, возглавлявшую отдел с 2017 года. И когда в течение нескольких месяцев не нашли никого нового на ее место, стало понятно, что и не собирались искать.
Страшное прошлое
Все в стране советов движется по кругу, и знаменитый афоризм Ильи Ильфа «Тяжело и нудно среди непуганых идиотов» — всегда про нас.
Век назад в России уже прославляли современное искусство — с тем же пылом, с каким через 10 лет запрещали. В 1929 году ликвидировали Музей живописной культуры — первый в мире музей актуального искусства, в котором хранились шедевры авангарда 1910–1920-х (одновременно были уничтожены другие подобные музеи, открытые в Петрограде и других городах параллельно с московским). Накануне закрытия МЖК его коллекцию поделили на 12 списков. Живопись, графику, скульптуру предписывалось разослать в провинцию, продать, раздать…
Работы из последнего списка подлежали уничтожению, а из первого передавались на хранение в ГТГ. Частью и они были утрачены, частью лежали в запаснике — не дай бог кто увидит. Сегодня эти вещи признаны мировыми шедеврами, но их авторы и собиратели до триумфа не дожили. В конце 2019 года, к столетию МЖК, Новая Третьяковка посвятила ему реквием — выставку-реконструкцию «Музей живописной культуры. Список № 1». Что-то подобное той, вековой давности истории происходит и сейчас.
Грубая и непростительная ошибка
На прошлой неделе сотрудникам отдела новейших течений ГТГ сообщили о его расформировании, попросив, однако, не распространяться до 22 октября, на которое назначена ликвидация.
Новость тем не менее просочилась в мир, и в субботу с протестом выступил Андрей Ерофеев. В воскресенье вечером его письмо, под которым подписалось более 200 профессионалов в сфере искусства и гуманитарных наук (среди них такие известные художники, как Игорь Макаревич, Виталий Комар и Александр Меламид, Сергей и Владимир Мироненко, Павел Отдельнов, российские и европейские кураторы и музейщики, в том числе Бланш Гринбаум-Сальгас, в прошлом — главный хранитель французских музеев, директор Национального музея Болгарии Ярослава Бубнова etc.) было направлено руководству музея. К этому исчерпывающему посланию, называющему акт дирекции «грубой и непростительной ошибкой, наносящей серьезный ущерб современному искусству России, музейному делу в нашей стране, культурному кругозору отечественной публики, наконец, репутации самой Третьяковской галереи», нечего добавить и нечего ему возразить.
Подписанты понимают, что происходящее абсолютно укладывается в русло прочих процессов, происходящих в России, и сопротивление кажется бесполезным, но считают делом чести возвысить голос против произвола.
Укрупнение до абсурда
Вряд ли кто-то в верхах ГТГ или Минкульте всерьез отреагирует на письмо. Первая же реакция на скандал вылилась в наспех сляпанной информации для прессы, появившейся в телеграм-канале Третьяковки в выходные. В этих гладких фразах, написанных невразумительным казенным языком — в дирекции Третьяковки эта лексика стала нормой жизни, обнаруживаются и следы реальных нововведений, но не совсем тех, о которых чиновники пытаются нам сообщить.
В частности, они обещают, что «в рамках планового изменения структуры Государственной Третьяковской галереи Отдел новейших течений станет частью Отдела искусства второй половины ХХ–ХХI века и продолжит заниматься изучением актуальных практик современного искусства». Речь идет о бывшем отделе живописи второй половины XX века под руководством Натальи Александровой. В кулуарах она известна своим, скажем так, снисходительным отношением к новейшим течениям. Но это à propos.
Важно, что к фонду вверенного ей отдела, охватывающего советский мейнстрим 1950–2000 годов, добавят все, что было создано вне традиции на исходе прошлого века и за истекшую четверть нынешнего. Пишут об этом как о несущественном пополнении, а не о вливании гигантского корпуса работ — и конечно, не только живописи, графики и скульптуры, но инсталляций, видеоартa. Как будто слона решили засунуть в муху!
В этом укрупненном до абсурда отделе окажутся и целые коллекции, переданные в дар Третьяковке, — из собрания Марата Гельмана, Фонда Смирнова-Сорокина. Там же окажется и гениальная коллекция нонконформистов, собранная Леонидом Талочкиным, — только в ней одной 2000 произведений.
Другая опасность состоит в том, что коллекцию, которая пополнялась все эти годы, могут распылить по разным отделам: графику — к графике и т. д. Она перестанет де факто существовать. Речь идет, еще раз, о тысячах произведений (в постоянном собрании отдела новейших течений — около 9000 работ). Помимо этого, часть вещей, включая некоторые недавние приобретения и дары, находится в стадии оформления на постоянное хранение. Ликвидация отдела сорвет этот процесс, и что будет с работами — вернут владельцам, авторам, наследникам, продадут другим музеям? Но иных уж нет, а те далече. «Коммерсантъ» пишет, ссылаясь на Ерофеева, что на временном хранении числится около 3000 произведений и есть распоряжение разобраться с ними до 2027 года. Можно только догадываться, как.
«Мы не музей современного искусства»
Не будет отдела — не будут и новое искусство покупать. Это будет означать все тот же ненавистный тренд, который мы наблюдаем в стране в целом: вместо устремленности в будущее — скатывание в чудовищное прошлое, о котором и вспоминать не надо — мы уже в нем.
В распространенном официальном комментарии ГТГ есть еще любопытный момент: «Экспериментальный фонд прежнего отдела живописи второй половины ХХ века будет перераспределен внутри нового структурного подразделения Галереи». Новое подразделение — это, надо понимать, описанный выше укрупненный старый отдел. А слово «экспериментальный» намекает на представление руководителей ГТГ о современном искусстве не как о шедеврах, а как об эксперименте, причем неудачном.
Они правда так считают — еще летом, аргументируя упразднение отдела кинопрограмм ГТГ его непрофильностью, начальство прилюдно называло кинотдел неудавшимся экспериментом. Эффективные менеджеры искренни в своих дилетантских оценках — современное искусство в их глазах по определению «дегенеративное».
Однако экспериментальный фонд в отделе живописи второй половины XX века в самом деле существует. Созданный в конце 1990-х, он постепенно вбирал в себя работы, созданные «вне жанра». В этом фонде оказались инсталляция Игоря Макаревича, объекты Андрея Красулина, объекты Андрея Монастырского и фотодокументация акций группы «Коллективные действия».
Вещи из экспериментального фонда — их всего около 200 — участвовали во многих проектах, сочиненных отделом новейших течений, и планировалось, разумеется, перевести коллекцию фонда в отдел. Но процесс этот небыстрый и от сотрудников не зависит. Что теперь будет с этими вещами и тысячами других, ответа нет, а ожидать приходится худшего. Ибо современное искусство, как уже сказано, не воспринимается администрацией Третьяковки как предмет не то что первостепенной, но хоть какой-то важности.
Это бельмо на глазу, его надо убрать. Заступая на пост, гендиректор ГТГ Елена Проничева сразу же заявила: «Мы не музей современного искусства». Полтора года спустя она претворяет слова в жизнь.
